Масленникова А.А.

слушатель программы ИАПиПДО

«Аналитическая психология. Юнгианский анализ»

 Аннотация: Трансформация личности обусловлена работой трансцендентной функции. В статье рассматриваются внутренние и внешние факторы, влияющие на трансцендентность. Важнейшими внутренними условиями трансформации выступают сила эго и качество связи между эго и самостью. В качестве внешних условий рассматриваются отношения между пациентом и аналитиком и аналитическое поле как главная составляющая анализа.

Ключевые слова: трансформация, трансцендентная функция, символизация, ось эго-самость, аналитическое поле.

 

Трансформация представляет собой сложнейший человеческий феномен, лежащий в основе индивидуации. В более общем понимании трансформацией может считаться любое изменение психики, будь то регресс, включение психологических защит, формирование ложного сэлф или, наоборот, снижение защит, обнаружение истинной самости и образование новых смысловых связей. В этой работе трансформация будет рассматриваться с позиции позитивного изменения, означающего новую ступень в развитии. В таком значении она приобретает сходство с индивидуацией.

Сложность трансформации происходит из того комплекса внутренних и внешних психических условий, которые необходимы для ее осуществления. С позиции внутренней психики, для качественных изменений личности необходимы определенная сила Эго, выражающаяся в его сравнительной автономии и способности выдерживать аффекты, наличие связи между Эго и Самостью, а также способность к символизации. С точки зрения внешних факторов, для трансформации необходимы отношения, будь то построение пары в жизни или терапевтическое взаимодействие.

Роль трансцендентной функции

Обладая значительной энергией, личные и коллективные бессознательные содержания имеют тенденцию периодически прорываться в сознание в виде ошибочных действий, фантазий, сновидений и различных невротических проявлений. З. Фрейд видел в этих ошибках патологические проявления психики, в то время как Юнг пришел к выводу о глубинном значении таких явлений как о способе бессознательного, или Самости, заявить о себе и вступить в диалог с сознанием с целью актуализации индивидуального пути личности. Эта идея была впервые сформулирована Юнгом в статье 1913г. «О психической энергии».

Основываясь на этой позиции, Юнг ввел понятие трансцендентной функции в психологии – «функции, возникающей из соединения содержимого бессознательного с содержимым сознания», целью которой является «реализация, во всех своих аспектах, личности, первоначально скрытой в эмбриональной зародышевой плазме; рождение и развертывание оригинальной потенциальной целостности».[1] Под трансцендентной функцией подразумевается как процесс соединения содержимого сознания и бессознательного, так и способность психики к такому соединению, а также связующая роль аналитика в аналитическом процессе.

Дж. Миллер, исследуя две версии эссе Юнга «Трансцендентная функция», обозначает ее как «потребность примирить онтологические противоположности, такие как дух и материя, субъект и объект, внутреннее и внешнее, идея и реализация, форма и содержание, мысль и чувство», называя ее «архетипическим феноменом».[2]

Одной из таких фундаментальных пар противоположностей является коллективное и личное. М. Стайн называет главным условием трансформации личный опыт встречи с архетипическими образами коллективного бессознательного, так как он позволяет раскрыться психическому потенциалу, изначально заложенному в человеке в виде имаго. Таким образом, истинная Самость, которую Стайн называет имаго, направляет развитие личности через трансцендентную функцию.

Юнг пишет о двух основополагающих стадиях трансцендентной функции как процесса. На начальной стадии из-за конфликта между сознательным и бессознательным содержанием возникает интенсивное эмоциональное беспокойство, приводящее к ослаблению адаптации личности к окружающему миру. Это беспокойство, в силу интенсивности часто носящее аффективный характер, может быть использовано для выражения состояния психики в виде образа – словесной ассоциации, рисунка, поделки, танца, звукового сочетания, визуализированного образа в результате активного воображения.

Образ стимулирует работу трансцендентной функции через сочетание формы (эстетической стороны образа) и содержания (интеллектуального понимания и осмысления образа). Важной и трудной задачей на этом этапе является не обесценить ни один из этих компонентов, не уйти в лишенную содержания эстетику, но и не прибегнуть к чистой интеллектуализации. Таким образом, сознание и бессознательное функционируют «на равных». При этом всегда сохраняется опасность подавления бессознательным сознания, т.к. присутствующий аффект свидетельствует о мощном потенциале теневого (бессознательного) содержания, угрожающего прорваться в сознание и завладеть Эго.

На второй стадии трансцендентной функции Эго вынуждено столкнуться с противоречием между содержаниями сознания и бессознательного и примирить их через соединение противоположностей. Очень важным моментом является способ разрешения конфликта противоположностей и то, как постепенно Юнг к новому пониманию трансценденции. Лишь в поздней версии «Трансцендентной функции» он пишет о появлении третьего, подчеркивая его живую и бессознательную природу: «Конфронтация двух позиций порождает заря­женное энергией напряжение и создает живую, третью вещь — не мертворожденную логику в соответствии с принципом tertium non datur (третьего не дано (лат.) — прим. ред.), а движение от напряжения между противоположностями, рождение жизни, которая ведет на новый уровень бытия, в новую ситуацию».[3]

В основе этого творческого процесса лежит распознавание образов, содержащихся в бессознательном, в символы, доступные для осознания и ассимиляции их Эго. В отличие от знака, символ несет в себе противоположности, т.е. биполярен, и содержит некий новый смысл.

Именно личностный смысл и символ позволяют сознанию ассимилировать коллективный архетипический образ, интегрируя его в сознание. «Поскольку эти [коллективные] содержания не безразличны человеку, их усвоение преобразует личность, равно как и сами содержания подвергаются определенным изменениям… Именно символы оказываются естественными попытками примирить и объединить внутрипсихические оппозиции».[4]

Человеческая психика в силу глубоко заложенного в ней стремления к целостности в течение всей жизни сталкивает человека с весьма сложными задачами, такими как выдерживание сильных аффектов, распознавание всплывающих бессознательных образов, преобразование образов в символы и поиск многочисленных связей, необходимых, чтобы придать символу личностный смысл. М. Кларк подчеркивает роль Эго в этом трудном процессе: «Образы, понимаемые, как символы, строят мост над разделяющим сознательное и бессознательное пространством. Этот процесс безопасен, только если человек может доверять силе и способностям своего Эго, а также допускает безусловную полезность бессознательной части своей психики».[5]

Символизация предъявляет весьма высокие и на первый взгляд противоречивые требования человеческому Эго, которое должно быть одновременно достаточно крепким, независимым, имеющим хорошие границы, чтобы сохранять самостоятельность и связность в трудных ситуациях, но и достаточно гибким, открытым и чутким, чтобы воспринимать иррациональные и противоречивые сигналы Самости и придавать им ценность.

Отношения между Эго и Самостью

 Состояние погруженности Эго в бессознательное в виде первоначального единства, называемого Э. Нойманном уроборическим слиянием, а М. Фордхамом – первичной самостью, является естественным началом человеческой психики. Глубоко укорененная в психэ потребность в изменении и развитии, называемая Юнгом индивидуацией, обуславливает дальнейшую трансформацию отношений между Эго и Самостью.

В комментариях к юнговскому «Эону» Эдингер описывает эту важнейшую трансформацию.

Циклы психической жизни (Edinger E. ‘The Aion Lectures’)

Находящееся в первоначальной инфляции Эго идентифицируется с Самостью, а затем совершает самостоятельный героический акт. Это приводит к переживанию себя Эго отделенным от бессознательного и ощущается им как травмирующее отчуждение от Самости или отвержение. Повторное воссоединение с Самостью вновь позволяет достичь чувства целостности и связи с глубинными частями психики, выводя ее на новый уровень развития.

Если проводить параллели с мифологическим пластом, можно говорить об покинутости человека богом и гневе коллективного при попытке отдельной личности присвоить себе что-то из коллективного. То есть индивидуальность подавляется с целью не допустить выделения личного из коллективного, Эго из Самости, а затем, если личности удается самостоятельное героическое действие (героическое по своей природе, в силу его отдельности от бессознательного), Самость (или бог) преследует или подвергает индивида  изгнанию, что вызывает мощные архетипические переживания, с которыми трудно справиться.

С одной стороны, можно говорить о роли Самости, божественного или материнского в этом процессе, которое может быть принимающим или отвергающим. С другой стороны, важную роль играет также сила Эго, способного справиться с сильнейшим страхом отвержения или чувством покинутости вследствие этого отвержения.

Н. Шварц-Салант пишет: «Героя делает героем его способность противостоять контратаке бессознательного, которая является неизбежным результатом изъятия его драгоценных энергий для человеческих проектов. Молодое эго не может противостоять беспорядку и нуждается в помощи. Таким образом, материнская фигура играет мощную роль посредника в архетипическом процессе, и она может или использовать эти свои способности для поддержки дальнейшей индивидуации ребенка, или серьезно подорвать ее».[6]

 Взаимодействие в анализе

Развитие отношений между сознанием и бессознательным требует воплощения во внешней жизни в виде взаимоотношений с другим. Посредством проекции внутренние фигуры психики человека актуализируются в реальной жизни. Трансцендентная функция дает личности уникальную возможность проживания отношений со своим бессознательным. В жизни это выражается в отношениях с Анимой/Анимусом внутри пары. Юнг писал об этом: «Проблема, которую ставит тень, решается в сфере Анимы, то есть через взаимоотношения».[7] В терапевтическом пространстве эти отношения воссоздаются во взаимодействии между пациентом и аналитиком.

Юнг считал основной задачей анализа развитие трансцендентной функции. «Основной вопрос терапии – не просто устранение актуальных проблем пациента, а поиск пути, на котором можно с успехом решать возможные будущие проблемы. Вопрос гласит: какой должна быть духовно-моральная установка в отношении патологических воздействий бессознательного и каким образом передать ее пациенту? Ответ заключается явно в том, что необходимо устранить разрыв между сознанием и бессознательным.»[8]

Терапевтическое пространство создает полноценные условия для трансформации личности, причем как пациента, так и аналитика, при условии, что последний сохраняет связь между сознательными и бессознательными процессами внутри своей психики, между внутренними процессами пациента и внешними обстоятельствами, между своими реакциями и действиями и чувствами пациента, отслеживая перенос и контрперенос. Таким образом, терапевт создает лиминальное пространство, общее поле терапии, в котором становится возможным появление трансформирующих образов и символов. В этом поле рождается общий для двоих процесс, управляемый не только сознанием, но и бессознательными энергиями и приводящий к трансформации всех его участников.

Аналитический процесс и пространство оказываются насыщенными бессознательным материалом, внутренними фигурами, проекциями и аффектами обоих участников процесса. Сложность взаимодействия в терапевтическом поле делает его отчасти скрытым и неясным для Эго и оставляет множество вопросов о том, что именно в нем является трансформирующим.

«Является ли аналитик посредником реальных содержаний трансцендентной функции пациента, в смысле как-то физически неся содержимые, пока пациент не будет способен впитать эту новую точку зрения? Или аналитик опосредует идею новой точки зрения или ситуации и в этом смысле держит какое-то потенциальное пространство для пациента? Или же аналитик опосредует трансцендентную функцию, моделируя ее для пациента, показывая пациенту, что нормально и позитивно позволить эту разновидность перехода?»[9]

Помещение и удержание аналитиком внутри своей психики невыносимых бессознательных содержаний пациента особенно необходимо на этапе укрепления Эго последнего. Вероятно, это особенно актуально в начале терапии или на протяжении всей терапии с пациентами, испытывающими трудности с символизацией. Эта важнейшая способность терапевта, очевидно, является необходимым условием для любого аналитического процесса.

Важно отметить, что, когда речь идет о человеческих отношениях, в том числе отношениях в анализе, личностные изменения происходят через прочувствование себя и другого в этих отношениях, проживание отношений. Символическая функция аналитика или возрастающая способность к трансценденции у пациента не могут быть только теоретическими, в отрыве от происходящего здесь и сейчас. Анализ может стать способом ухода от реального проживания отношений с другим и с самим собой, теоретизирование, отделенное от истинных чувств.

На этом основывается анализ переноса и контрпереноса, и об этом пишет Юнг, подчеркивая необходимость баланса в терапевтических отношениях: «Первая — опасность того, что пациент воспользуется возникающими на основе анализа бессознательного возможностями духовного развития как поводом уклониться от более глубоких форм человеческой ответственности, изображая своего рода «духовность», не выдерживающую моральной критики; вторая опасность состоит в том, что атавистические тенденции могут взять верх и опустить отношения на примитивный уровень. Проход между этими Сциллой и Харибдой весьма узок».[10]

Влияние аналитического поля

Среди многих видов взаимодействия между аналитиком и пациентом, предложенных Юнгом, наиболее сложным представляется отношение двух бессознательных. В некоторой степени это указывает на большую роль внутренней трансформации терапевта, чтобы он мог бессознательно воздействовать на пациента. В то же время отношения между самостью каждого из них остаются за пределами сознательного понимания, являясь чем-то сакральным, божественным. Юнг сравнивал этот процесс с алхимическими превращениями: «Связь [между терапевтом и пациентом] зачастую настолько интенсивна, что мы почти с полным правом можем говорить о «соединении». Когда два химических вещества соединяются, оба претерпевают изменения».[11]

Взаимодействие в кабинете двух бессознательных становится отдельным, самостоятельным процессом, который неизбежно возникает в качестве третьего участника аналитического процесса. Это живое взаимодействие рождает лиминальное пространство, в котором становится возможным совместное творчество терапевта и пациента.

В. Каст назвала это явление сопричастностью: «Между аналитиком и анализируемым образуются загадочные отношения слияния. При попытках описать это взаимное слияние возникла концепция интерактивного поля в психотерапии. Совместное бессознательное ощущается в качестве атмосферы существующих отношений. Оно является основой психического «заражения»; в качестве примера такого «заражения» можно привести ощущение женщины-аналитика, когда она чувствует в своем теле тревогу, которую не воспринимает и не выражает пациент».[12]

Н. Шварц-Салант пишет о coniunctio, творческом союзе аналитика и пациента, в своей концепции интерактивного поля. Он настаивает, что войти в совместное пространство и достичь видения общего бессознательного можно, лишь отказавшись от использования интерпретаций как способа реагирования на то, что говорит или делает пациент. Для этого требуется уметь справляться с порой сильными переносными и контрпереносными аффективными переживаниями, но взамен терапевт обретает способность «видеть сердцем».

Шварц-Салант также приводит следующий пример из практики: «Что затем произошло, имеет существенное значение: больше не было различий между моими ощущениями нормального эго анализанда и отщепленной довербальной самостью. Они оба присутствовали в пространстве интерактивного поля, как будто когда-то известные ясность и «тонкость», четко разграничивающие его нормальную и шизоидную части, трансформировались в некое более туманное состояние, в котором эти части были равными игроками».[13]

Состояние бессознательного единства с терапевтом в анализе соответствует ощущениям инфантильного всемогущества пациента в начале цикла психической жизни по Эдингеру. За ним неизбежно следует движение в сторону отделения и, как следствие, чувство брошенности и отвержения аналитиком пациента. Такая динамика, характерная для терапии, повторяет естественный цикл отношений между Эго и Самостью и, таким образом, дает возможность более успешного перепроживания пациентом перехода к собственной автономности. В дальнейшем, после выдерживания аналитиком агрессивных аффектов пациента, у последнего появляется шанс воссоединиться с Самостью на символическом уровне и ощутить это воссоединение как обогащение Эго и большую связность психэ.

Список литературы:

 [1] Юнг К.Г. «Трансцендентная функция», 1958.

[2] Миллер Дж. «Трансцендентная функция»

[3] Юнг К.Г. «Трансцендентная функция», 1958

[4] Юнг М. «Архетип и символ»

[5] Кларк М. «Отношения Эго и Самости в клинической практике»

[6] Шварц-Салант Н. «Пограничная личность: Видение и исцеление». – М.: «Когито-Центр», 2013, с.71.

[7] Юнг К.Г. «О психологии образа трикстера»

[8] Юнг К.Г. «Трансцендентная функция», 1960

[9] Миллер Дж. «Трансцендентная функция»

[10] Юнг К.Г. «Психология переноса»

[11] Юнг К.Г. «Психология переноса»

[12] Каст В. «Концепция сопричастности»

[13] Nathan Schwartz—Salant ‘Vision, Interpretation, and the Interactive Field’. Journal of Analytical Psychology, 1991, 36(3)

Ссылка для цитирования

Масленникова А.А. Трансформация личности в анализе/А.А. Масленникова/ Москва, 2019. [Электронный ресурс]: http://pcap-jung.ru/?page_id=2222